[4].
Дженим утыкается лбом в стекло. Отражение - век не видеть, не огорчаясь. Плавный падает свет, рассекает горячий лоб. Всё, что было с ним - не судьба, разве что случайность. За преградой окна поднимается в ночь десант (Джему видится - детвора запускает змея). Дженим смотрит в стекло. В груди завелась оса. Взгляд глаза в глаза, вот только свои бледнее. Ему кажется, что течет масляная кровь, темно-бурая и блестящая под мотором. Он не слышит почти рокочущий мерный рев - это крейсер летит к созвездью Большой Авроры. Ему кажется, что разладился механизм, и что нет у него ключа, чтобы все подправить. Ну так нет и нет, наплюй и рукой махни, все поймут тебя, никто укорить не вправе, что ж тут сделать можно? Только пойти в пике, чтобы сдохнуть, но не покинуть родной кабины. Ногти руку царапают, сжатую в кулаке. Не окликнув его, патруль марширует мимо.

У него, наверно, от холода на крылах наморожен голодного космоса колкий иней - да такой, что ни одна пила б его не взяла, только жди на стоянке, плавай, как в формалине. Ну а с инеем - не подняться, и никуда не убраться отсюда, с полюса снегопадов. И пока не ясно, одна ли пришла беда, или кто-то спешит на зов, или скачет рядом?

"Ты дурак, - говорит себе Дженим, - совсем того? Ты же знаешь их. Ты видел их. Видел сам их. Раз запал не на ту, как водится, так не вой оттого, что у ней блики над волосами, оттого, как легко и мягко она идет - как плывет на воздушной подушке космоакула.. В медотсеке уже не выпросишь антидот - ты у них на счету наркомана, сухой и снулый. В мастерской не подкрутишь гайки, не вставишь болт. Сам во всем виноват, изволь теперь разбираться".

В голове всплывает - и боль, как от тысяч вольт - как она улыбалась тебе.
Перед ним стекло и холод громады плаца.